.***
Я знаю музыку слепой - с младенческой повадкой,
и пар над чашками - точь в точь - тюлень, крутящий мяч.
Я помню чудную печаль не книгой, а тетрадкой,
и черти знает что еще я помню, плачь не плачь.
Я помню как в большом окне две веточки боролись,
пока здесь не было меня, я не родился весь.
А музыка - всего лишь плач, а ниже нотой - голос,
Как снега мокрого в ночи значительная взвесь.
Фуэте и томление уха,
Этот ваш поэтичный балет.
У поэта засонь и засуха.
Лучше пишет стихи непоэт.
У него получается четче,
он вычерчивает облака,
он фонемами вертит как хочет,
он спускает собак с языка.
Только этот всегда озабочен: недостаточно вечна строка.
Дело жизни. Пойми чудака.
Можно легче сказать и короче.
Простое письмо Лизе во Франкфурт, без тени эстетства.
Я знаю:на любом из греческих островов так танцуют, восклицая: "Айя-Лизайя, Айя-Лизайя!". На любом из греческих островов, отстоящих от нас на две тысячи лет.
Айя-лизайя, привет!
Белое солнце играет: " Айя-Лизайя!" Черное солнце смиряется: "Айя-Лизайя!".
Но потом, чайка истошно вопит, добычу отпуская: " Айя-Лизайя!".
И торфянники крайнего севера дымятся, себя превозмогая: "Айя-Лизайя!".
И вулкан Эйяфлатлоекудль курится над небом древнего острова, острова не замечая: "Айя-Лизайя!".
II
Но времени нет, милая Айя-Лизайя.Вулканы в окне, милая Анна-Лизайя.
Я бы прожил в риме и в вавилоне, ниневии, тире, сидоне. Лет десять пока они не обрушились, Айя-Лизайя.
А потом бы смеялся в лесах, хохотал в дремучих лесах, плакал по риму в паучьих лесах, лет двести не умирая, Айя-Лизайя.
С нами четыре тысячи лет происходит так.