28 лет, поэт, драматург, журналист. Пишу с 13 лет. На творчество вдохновляет Бог, любовь, стремление к правде, то что вижу вокруг - несправедливость, хорошие и не очень истории людей, отдельные слова и хорошая музыка. Преимущественно это рэп с глубокими и интересными текстами. Можно еще много написать о себе, но это не очень интересно - за меня обычно говорят мои стихи.
***
сотканное из
дисгармонии полотно.
сомнительный кайф,
трижды на всех вас «тю»!
мне всё равно
под каким забором сдыхать,
и на каком языке опять
нацарапают там матюк.
времена троеточий.
лигалайза травы и обмана...
страна кровоточит
как незакрытая рана
у колодца глубокого.
не плюй, говорят, пригодится,
не пригодилось.
нет здесь чистой водицы.
а чистые лица,
увижу взглядом,
и сразу же вниз, с моста.
чтобы не слышать, как ляпнут гадость
их ангельские уста.
Я устал.
и лежу под водой,
изо рта моего пузырьки.
На дне вечной реки
пусть тело сожрут рачкИ.
и мучительно долго
моя кровь будет литься из ран,
мешаясь с водой, как Днепр и Волга,
и все впадут Иордан.
***
Я контролирую,
как кондуктор билет в автобусе,
Силу, которая держит меня
ногами на этом глобусе.
Логику в мыслях, руки в карманах,
тьму в закрытых глазах,
Ты едешь и даже не контролируешь
собственный свой базар.
А под ногами, портал в невозможное,
как незакрытый люк,
Хоть падай в него, как в смешное прошлое,
хоть голову суй в петлю,
Хоть клюнь на крючок, распевая госпелом
Хоть просто забей и плюнь!
Я всё контролирую, только, господи...
как я тебя люблю.
За окнами дерево, птица, кошечка,
звенящая кутерьма.
я знаю, что это добром не кончится,
но кончится эта зима.
я всё контролирую, руку на пульсе пусть
держа, залетает март.
я вычеркну мат, как твоё напутствие.
и молча сойду с ума
расширив зрачки. на твою фотографию,
таращась по десять минут.
через розовые очки, что как правило,
бьются стеклами внутрь.
на улице дождь и гнилые доски,
твой странный, далекий раён,
мне кажется, я, как граф Калиостро,
контролирую сердце своё.
что бьётся о рёбра, когда руками
ты касаешься вскользь плеча.
я чувствую сердце, как ритм дыхания,
запрещая ему стучать
сильнее, чем это сейчас простительно.
и волю зажав в горсти.
я верю, что в силах остановить его,
и снова заставить идти.
РОДИНА
Всё уходя положу в рюкзак
Кроме кусочка света,
Всё по-английски могу сказать
Но этому – слова нету...
И сколько не езди и не меняй,
Клетку в коробке каменной...
Господи, что ж ты создал меня
русским и неприкаянным.
И не способным теперь молчать,
жить вдалеке, как Бродский.
Как бы мне только не ощущать
Родину и сиротство...
Словно на шее своей петлю,
Не скинуть и не ослабить.
Что здесь такого, что так люблю,
Чтобы с другим не сладить?
Это не флаги, ни верность, ни честь,
Что? Не пойму, но видно
Что-то такое под кожей есть
Что ни изъять, не выдрать.
В куртке засаленной столько пройдя,
по грязным твоим вагонам,
я приспосабливался без тебя,
к странам, где всё по-другому,
и Бог-филантроп убеждал – гори!
как благотворитель Сорос.
но совесть жрала меня изнутри
мой маленький уроборос.
и снова звала ко двору в конуру,
родную, где ждал Всевышний,
На куртке в груди я латал дыру,
А в сердце под ней - не вышло.
И как не дошедший в пути ходок,
Я спал у чужой ограды,
Страна, как удавка за поводок
Тащила меня обратно.
И лёжа в кроватях холодных могил,
казалось мне в страхе мельком,
что уезжая, я сердце зарыл
в ту проклятую земельку.
