Она то лимагия, то лимания, движенияеёлегки.
С ней что виски, чтосигареты – всегда на равных.
Каждый раз, какголодныйкот у рыбногоресторана,
тыстоишь перед ней на расстояниивытянутой руки,
шаг не смея ступить в этупропасть, в сплошной угар.
И когда в потемневшихглазахеёзацветает вереск,
ты уже ничерта не помнишь и ни во что не веришь,
потому чтоблизка, божественна и нага.
Послекаждойбезумнойночиутроеёсвежо,
кроме - стать режиссёром, мечтает о Рио и о Гавайях.
Тыуверен, она и там когда-нибудьпобывает
с кем-нибудьпомоложе, и от мысли в груди ожог.
Ты и душу быпродал, чтобстрелокзамедлитьход.
Какбыжизньнишвыряла и поройнибывалоплохо,
но кактольковорвётсяона, крикнет в дверях: “Алоха”,
понимаешь, чтолучшего с тобой уже не произойдёт…
Но случаетсявремя, в одно изутр, кромесводок и новостей,
про обвалы на биржах и том, чтоприближаетсяастероид,
говорит:” Ухожу… Алоха… Окнаплотнейзакрой, ведь
обещают грозу…” И неспешнопокидает твою постель…
Словно скрип тормозящейодновременнотысячипоездов -
закрываетсядверь. Вот и всё, ничего подобного не случится.
Завтра снованачнутся числа, ихсменятдругие числа,
и наступитдрянное “после”, дряннее, чембыло “до”…
Не проходит, а тянетсявремя. Небо строитновый парад планет.
В стопкестарыхбумагтынаходишьеё рисунки,
понимая, разрушентвойперсональный бункер…
Тывсёждёшьастероид,
но астероиданет и нет.